RIGDEN
Administrator
Регистрация:28 Июн 2016
Сообщения:1.293
Реакции:102
Баллы:48
По средневековой германской легенде прокуратор был сыном короля-звездочета Ата и дочери мельника Пилы, живших в прирейнской Германии. Однажды Ат, находясь в по ходе, узнал по звездам, что зачатый им тотчас ребенок станет могущественным и знаменитым. Королю привели дочь мельника Пилу. Пилат получил имя от сложения их имен. Прозвище Золотое Копье прокуратор получил, очевидно, за меткий глаз и за любовь к золоту. Итак мы выдим, что задатки к тайным наукам были у прокураратора с рождения, но просто он даже и не хотел этого признавать…
Кто в наши дни не знает пятого римского прокуратора Понтия Пилата? Особенно после булгаковского «Мастера и Маргариты» и снятого па роману фильма. Суровый, хмурый, но и не лишенный человечности игемон, готовый отказать синедриону в осуждении странного проповедника из Назарета, он все-таки посылает Иешуа на распятие. Он даже ссорится из-за праведника с иерусалимским первосвященником. Однако страх быть обвиненным в том, что он покрывает врагов кесаря, к которым священники отнесли Назарянина, заставляет его пойти против совести... Вот, собственно, и все, что мы узнаем из замечательного романа Михаила Булгакова.
Дополненные текстами из канонических Евангелий от Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна, наши сведения об этом римлянине, в общем-то, этим и исчерпываются. Пилат - палач, отправивший на распятие Сына Божьего! Палач - и только. Но оказывается, римский прокуратор Понтий Пилат, утвердивший своей печатью неправедное решение суда иудейских священников, сыграл в истории христианства роль куда более значительную, чем роль палача…
Посмертная судьба Пилата связана еще с одной легендой. В статье «Пилат» энциклопедии Брокгауза и Ефрона с судьбой пятого прокуратора Иудеи связывалось название одноименной горы в Швейцарских Альпах, где «он будто бы и доселе появляется в великую пятницу и умывает себе руки, тщетно стараясь очистить себя от соучастия в ужасном преступлении».
Повествование о Пилате восходит к евангельскому рассказу (см. Евангелие от Матфея, глава 27:19) о предупреждении Пилата его женой, которая советует мужу не причинять зла виденному ею во сне праведнику, иначе ему, Пилату, придется пострадать за свои неосторожные действия. Символично, что болезнь прокуратора гемикрания (мигрень) усиливалась из-за розового масла — масла розы: красная роза — символ крестных мук и последующего воскресения Христа.
Мотив колебаний, страха Пилата, прямой угрозы ему со стороны иудеев — жителей ненавидимого прокуратором города Ершалаима — также содержится в некоторых Евангелиях, — в Евангелии от Иоанна (см. главу 19):
«Когда же увидели Его первосвященники и служители, то закричали: распни, распни Его! Пилат говорит им: возьмите Его вы и распните, ибо я не нахожу в Нем вины.
- Иудеи отвечали ему: мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим. Пилат, услышав это слово, больше убоялся… С этого времени Пилат искал отпустить Его. Иудеи же кричали: если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю…. Но они закричали: возьми, возьми, распни Его! Пилат говорит им: Царя ли вашего распну? Первосвященники отвечали: нет у нас царя кроме кесаря. Тогда наконец он предал Его им на распятие…
Моя оповедь начнется с того самого места первой части, второй главы булгаковского романа… Но вместо Иешуа, приходит египетская жрица, которая лечила людей и предсказывала будущее. Оповедь будет иметь трагический окрас, где много кто увидит знакомые аллюзии, архетипы, стереотипы, человеческую боль, трагедию женщины, недопонимание и просто страх быть собой. Прошу заметить, что образ Булгаковского Пилата и моего, по правам автора, содержат в некоторой мере, очень четкие различия для сравнения образов и собственных размышлений.
В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.
Красный…именно красный цвет был его любимым, в сочетании с черным особенно. Высокая и могучая фигура, темные волосы и глаза, резко выделялись на фоне бледного, уставшего от работы лица. Ни улыбки, ни содрогания губ, так как бы совсем, каменным был. Мужчина, средних лет, который не утратил своей красоты, но забыл о красоте душевной…
Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла,и вообще и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Он ненавидил то что нагадывает о женщинах, да и вообще он стал ненависным… Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта двенадцатого молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух. О боги, боги, за что вы наказываете меня?
Пилат умывает руки«Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет никакого спасения. Попробую не двигать головой»… Но зная себя, он знал что голова болит его снова от вина. О мой прокуратор, шепчет Банафритесс, зачем ты пьешь? Зачем ты топишь скуку у вине? Ты забыть все и вся хотел? Игемон, величественный надзиратель, ты разбил вчера графин, ты выгнал слуг, ты просто был в одиночестве со своим верным псом. Да ты, боишься, смерти его – так как ты останешься один. А как же твой сын, про него ты подумал? Банафритесс видела эти картины в своей голове, когда ее в кандалах вели к Игемону.
На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону. Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил:
- Ведьма с Элифантины? К тетрарху дело посылали?
- Да, прокуратор, - ответил секретарь.
- Что же он?
- Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор.
Синедриона направил на ваше утверждение, - объяснил секретарь.
Прокуратор перекосился и сказал тихо:
- Приведите обвиняемую! И даже не стал смотреть, кто сейчас предстанет перед ним, как всегда унылый язычник и богохульник, не исповедующей истинной веры. «Всех их бы сжечь, во славу Кесаря, что б не портили землю, носит их…подумал про себя Пилат».
С боку розового сада показались три фигуры – две высокие – а посредине маленькая и тощая, Прокуратору сразу стало видно – ведут девушку. Два стража привели хрупкую фигуру, замотанную в черный длинную мантию и резко бросили у ног Пилата. Послышался глухой шлепок, кости ударились об землю, стон. «Поднимайся язычница! - резко шаркнул девушку за шиворот охранник – и слушай, что Игемон говорит!». Небольшое тельце, в черном одеянии покачиваясь, стараясь стоять ровно сказала « Приветствую тебя Прокуратор Иудеи, Понтий Пилат». Потом последовал удар по тельцу с криком: «будешь открывать рот только когда тебе скажут!» И снова ноги подкосились и фигура в черном одеянии упала. Охранник сдернул капюшон с головы, что закрывал все лицо странницы, и перед прокуратором показалось еще бледнее от его лица. Зелено – черные глаза прямо и не мигая, смотрели на прокуратора, толи с интересом, толи с вызовом, толи, просто обезумев от боли и жажды. Черные волосы прилипли к лицу, но было видно, что они длинные и ниспадают по спине. Египетская кровь девушки говорила о себе, было видно, что она не была нищенкой, золотые браслеты на ногах и руках украшали ее тело.
Михаил Булгаков - Как твое имя, ведьма?
- Банафритесс, ответила кротко девушка, слегка улыбаясь.
- Почему на губах твоих я вижу оскал, юродивая? – удивился Пилат.
- Мне приятно видеть тебя игемон.
- Что же приятного у видении обвинителя, твоего обвинителя?
- Вот так, тихо, просто закрою я глаза, и голова твоя перестанет болеть и ты улыбнешься мне!
Да как ты ведьма осмеливаешься так разговаривать с игемоном? – кинулся к ней с мечом охранник, но был остановлен взмахом руки Пилата:
- Стой Зверь, не трогай ее. И вообще все уйдите вон с глаз моих! Все вон с этого места! Зверь – сними с ног ее кандалы и проваливай, пока я сам тебе голову не отрезал!
Повисла тишина, не шелохнувшись, Пилат проговорил:
- «Как, как тебе удалось снять мою вечную головную боль? Ты наслала свои чары на меня, ведьма?»
- «Ты просто забыл Прокуратор, как это когда на тебя смотрят с любовью»
- «С любовью? Да что ты можешь знать о ней, блудница?»
- « Ну, ты же любил, и сын есть у тебя, от любви которая тебя предала. А я игемон не блудница, ошибся ты, я жрица с Элифантины, всю жизнь я провела в своем храме, помогая людям, служа оракулом. А ты промучился здесь сам, один, только со своим псом, и сын твой у жены и ты сам не знаешь кто ты. Как ты так, устал сам от себя, и Бога ты не видишь. Тебе страшно игемон, ты сам один, самому тебе нелегко».
Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованую, затем на солнце, неуклонно подымающееся вверх над конными статуями гипподрома, лежащего далеко внизу направо, и вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с балкона эту странную особь, произнеся только два слова: «Повесить ее». Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию. И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове прокуратора.
- Ну вот, все и кончилось, - говорила арестованная, благожелательно поглядывая на Пилата, - и я чрезвычайно этому рада. Я советовала бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять пешком где-нибудь в окрестностях, ну хотя бы в садах на Елеонской горе. Гроза начнется, - ведьма повернулась, прищурился на солнце, - позже, к вечеру. Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождала бы тебя. Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделилась бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека. Беда в том, - продолжала жрица, - что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон.
- «Твоя жена Клавдия Прокула, где она? Забыла о тебе, теперь с другим, и сын твой с ней? Нет, просто ты не туда смотрел. Смотри же Пилат, мой бог Тот сказал, больший грех прогнать того кто тебя любит» - а ты же прогнал из сердца своего любовь. Так кто же грешен я, или ты? Пилат просто молчал, и слушал что говорит жрица. Можно я продолжу свой монолог игемон?
- Да, продолжай жрица. Его больше не болела голова, и он даже стал веселее от того что мог диву дивоваться, тому чего никогда не видел. Он не видел таких как эта женщина.
- Только сними плащ, нещадная, ты ведь просто умрешь от жары, и вот на, выпей воды – Пилат подал графин девушке, она его поблагодарила кивком головы и сделала глоток. Пилату это все казалось сном. Как с ним могло такое происходить?
- Я могу тебе рассказать твое будущее, хочешь?
- Я и сам его знаю – ответил игемон.
- Ты давно не спал прокуратор, ты забыл, что такое сон. Почему ты ищешь сам себе наказания? За что? Почему не веришь другим? Открой свое сердце, не будь жесток. Пойдем со мной, я научу тебя! Вот смотри, ненавистные тебе розы сейчас будут падать с неба! И розово – белая туча опустилась Пилату на колени. Ощути их запах, неужели так противен он тебе? Правда, же что нет? Расслабься, просто закрой глаза мой прокуратор, ты прав, ты просто спишь. Иначе ты бы со мной так не поступил – а передал бы виселице, либо на растерзание народу. Я твой сон. И я сон наяву. Ты же знаешь меня, ты меня ощущал, ты думал обо мне и ждал пока приду. Но теперь откидываешь – потому что не веришь. Смотри же, какой закат! Он кроваво – красный, как цвет твоей мантии, и как цвет твоих побед. И это цвет вина. Ты же сам себя в нем топишь. Почему? - ты убегаешь сам от себя. Но ты тут, и видишь, я с тобой. Можно я прикоснусь к тебе рукой?
Михаил Булгаков - Да, попробуй жрица.
- Что ты ощущаешь?
- Твое тепло от руки.
- Это любовь игемон, это любовь.
- Это сон?
- Да, мой прокуратор.
- Я хочу остаться здесь с тобой, жрица!
- Нельзя, мой прокуратор, тебя там ждут.
- Я так ослаб.
- Да, мой игемон, ты слаб, тело только сильно твое.
- А что будет дальше?
- Дальше ты проснешься в своей кровати, а возле тебя твой верный пес
- А как же ты?
- А я уйду, как любое приведенье.
- Но ты жива!
- Да, и всегда рядом с тобой.
- Кто же ты на самом деле?
- А я твоя, игемон, искалеченная душа, что пробивали копьями тебе, как пробьют тело Иисуса Христа. Я та, что страдала в тебе и была тебе верна
- Ты предана мне, и мною предана…
- Да мой Прокуратор, ты сам так возжелал.
Я та, что всегда тебя простит, я та, что будет слезами тебя омывать. Я София, я Эон, я та, что вечно будет уходить и возвращаться, как и ты. Ты крепко сейчас спишь, а на утро просто удивишься сну, и тому, как красные розы упали тебе на колени, и на миг твое сердце, на пару секунд ощутить любовь. А после, ты опять его закроешь, и не захочешь меня к себе пустить. И лишь дотронусь я до твоего чела, как пройдут обиды и боль, ты забудешь ссоры, и поверишь вновь, что есть любовь – и ты можешь быть любимым…прошла головная боль…
И тут, в своей кровати проснулся Всадник, прокуратор Иудеи Понтий Пилат, позвал жестом пса, он все ему поведал, как приходило Диво в его сон, и как он сладко спал, не веря сам себе Пилат плакал и просил прощения у Бога, за то что кого любил, того и распял…
