Пламенный странник

Десять лет, уйдя из отцовского дома, бродил возмужавший Заратустра по родным просторам Арьяна Вэджи. Большинство ученых считает, что, поскольку он не покидал в эти годы родину, следовательно, пророк странствовал по территории Ирана.

Но почему же обязательно именно там? Мы уже говорили о том, что точно локализовать место его рождения не представляется возможным, и о том, что арийские племена были разбросаны отнюдь не только между Каспием и Персидским заливом...

Путник Заратустра не мнил себя ни мудрецом, ни тем более пророком, несмотря на то что давно имел жреческий сан и пользовался всеобщим уважением. Наоборот, он продолжал учиться и познавать, хотя, казалось бы, ученический возраст давно остался позади.

Пытливый странник не стеснялся подходить к старикам, жрецам и просто знающим людям и не считал для себя зазорным расспрашивать их: что они считают добром, а что злом, во что верят, каким божествам и высшим силам возносят молитвы и совершают жертвоприношения? А языческие верования были весьма разнообразны.

Во многих арийских поселениях главой божественного пантеона был в то время солнечноликий Митра, хозяин широких пастбищ.

Между прочим, в старину на Руси скотный двор именовался митрией. Уж не там ли, случайно, пролегли пути Заратустры? Б.И. Кузнецов, например, сопоставляет с именем Митры (Михр) наиглавнейшее русское слово, обозначающее основу основ нашей жизни — мир. Ведь этот бог отвечал также за неприкосновенность границ и нерушимость всевозможных клятв и договоров.

Наряду с Митрой древние арийцы почитали Вертрагну (ср. русское ветер) — бога войны и победы, переменчивый вихрь, который бывает как добрым, тихим и теплым, так и разрушительным, сметающим все на своем пути.

Широко распространен был и культ светлой, юной и непорочной Ардвисуры Анахиты, покровительницы вод и плодородия.

Кстати, у армян Анахит — “великая мать” и “мать целомудрия”, тоже дарующая урожаи. Она супруга главы пантеона Арамазда, постоянный эпитет которого — ар и, то есть “мужественный”. Действовал в армянском дохристианском пантеоне и Михр, и другие божества, аналогичные индоиранским. Предполагается, что эти культы пришли на территорию Армении в VI— V веках до н.э., слившись с древнейшими местными верованиями. Однако единобожие, подобное зороастрийскому, тут так и не утвердилось...

Божества, восходящие к индоиранским, были и у других, не арийских народов, а, скажем, у монгольской расы. Таковы, например, бурятский Хормустахан, тувинский Курбусту, алтайский Уч-Курбустан, маньчжурский Хормусда. Так что, как говорится, “неисповедимы пути Господни” — загадочны и таинственны и пути распространения религий.

На Урале, к примеру, живет народ зыряне — нынешние коми и пермяки. Не родственно ли этническое название слову заря и имени 3аратустра? У российских почитателей огня был такой обычай — сообща наблюдать утреннюю зарю, восход солнца.

А головной убор представителей древней уральской ананьинской культуры (от деревни Ананьино в бассейне Камы, где велись археологические раскопки), считавшихся предками зырян, очень напоминает авестийский: это капюшон с падающим на плечи полотнищем, которым можно прикрыть лицо.

К сожалению, о верованиях ананьинцев известно мало, зато мы знаем, что они обносили свои городища валами и рвами, что соответствует описанию легендарной Вары. И расовый тип этой народности, согласно антропологическим реконструкциям, не монголоидный, а арийский...

Путешествующий Заратустра становился свидетелем обожествления и других стихий, например матери-земли — Зам, в паре с отцом-небом — Асманом.

Интересно, что в славянских мифах упоминается небесная корова Земун, тоже олицетворение материнства (она мать Велеса), из вымени которой по небосводу течет Млечный Путь.

А в индийских Ведах Асман трансформировался в обозначение высшего духовного начала, Атман, и в религиозных сочинениях употребляется иногда в смысле “я, себя”. Вспомним первую букву исконной русской азбуки — Аз! Это лишь в советское время у нас появилось уничижительное присловье: “Я — последняя буква алфавита” и человеческая личность отодвинулась на задний план.

И конечно же древние арии повсеместно почитали огонь — но, до откровений Заратустры, не как творение Ахура Мазды, а как самостоятельное божество. Его нельзя было осквернить, “обидеть”: погасить или, к примеру, сжечь в нем мусор.

Индоарии использовали огонь для сожжения тел умерших, понимая это как очищение. У соплеменников же Заратустры подобное называлось “труповарением” и считалось высшей степенью кощунства, страшным преступлением.

Огонь нельзя было загрязнять даже... дыханием. Жрецы, стоявшие возле алтарей, для защиты пламени от скверны надевали специальные головные уборы, закрывавшие и нос, и рот.

Культ огня существовал также и в русских землях, причем в разных вариациях. Хотя, впрочем, почему мы говорим “также”? Быть может, именно здесь и лежат его истоки, а уже затем он перекочевал в более южные индоиранские верования? Как хотелось бы разгадать эту тайну...

Остановимся на нескольких российских ритуалах, в том числе и сохранившихся до недавнего времени на фоне христианской культуры. В каждом обнаруживается сходство с обрядами, описанными в Авесте.

Приведем, например, свидетельство Ю.П. Миролюбова об обычаях тех краев, где он провел детство.

“В ночь под Ивана Купала в Юрьевке разводили Костры, а в Антоновке Костров не делали, а зажигали “Огнище” в домах, то есть топили печи в знак принадлежности к Огнищанам, ибо и дворы считались по числу “дымов”, то есть Огней. В огонь запрещалось бросать какие-либо отбросы, жечь остатки, кости, вообще все нечистое. В этом, конечно, уважение к Агни-Богу, или к Огнебогу...”

А вот обычаи, описанные в начале нашего века собирателем фольклора, этнографом и филологом Д.К. Зелениным.

“Коляда. На дворах зажигают огни, полагая, что усопшие родители приходят обогреваться и что от этого огня пшеница народится ярая (красная)”.

“На Рождество, Новый год и в день Крещения хозяин дома брал горшок с огнем и куль соломы- попрощавшись с домашними, он отправлялся на огород- здесь он сперва полагал три поклона лицом к востоку, потом зажигал сноп соломы с ладаном и приговаривал: “Ты, святой ладонок и серенький дымок, несись на небо, поклонись там моим родителям, расскажи им, как все мы здесь поживаем!”

Усопшие предки, которые приходят погреться к огоньку, а в благодарность за тепло помогают уродиться пшенице, не что иное, как фраваши, которые тоже считались подателями богатого урожая.

“Куль соломы”, который сопутствует горшку с огнем, упоминаемый в Авесте барсман. У зороастрийцев — это пучок тамарисковых веточек, которые жрец держал в руке в строго определенном количестве во время совершения обряда, а в дозороастрийских ритуалах — соломенная подстилка: на нее должно было усесться призванное молитвой божество...

В русском языке сохранились как трепетная благодарность огню, дарующему тепло и уют, так и боязнь прогневить беспощадное пламя — в том и другом случаях отношение к огню как к стихии священной. Процитируем для примера несколько филологических наблюдений по этому поводу выдающегося ученого А.Н. Афанасьева, знакомого читателю в основном по его собранию “Народные русские сказки”:

“Красный первоначально означало: светлый, яркий, блестящий, огненный: прилагательное это стоит в родстве с словами: крес — огонь, кресины — время летнего поворота солнца... Следующие выражения указывают, что с стихией света соединялось понятие о счастье и веселье: красоваться — жить в довольстве, весело, красная жизнь — счастливая...”

С другой стороны, “выражение “воспылать гневом” указывает, что чувство это уподоблялось пламени... в разведенном пламени видели пожирание горючих материалов всеистребляющим огнем (слова гореть и жрать филологически тождественны)”.

А выражение “подпустить красного петуха” недвусмысленно перекочевало к нам прямиком из Авесты (или наоборот: из русской речи — туда?!). В священном зороастрийском писании пропет настоящий гимн петуху в прямой связи с огнем. Утренняя птица — борец со зловредным дэвом лени, она будит людей своим кукареканьем, чтобы они разожгли огонь.

“Взывает огонь на помощь! Землепашец, разводящий скот! Восстань, надень свои одежды, помой руки, достань дров, принеси их сюда, чтобы я встал и снова запылал!”... “И тогда друг говорит другу: это он, петух, будит нас!”

Итак, Заратустра исходил вдоль и поперек всю Арьяна Вэджу, наблюдая и принимая к сведению то, что видел вокруг себя. Что-то впитывал, что-то отвергал — ведь темные культы тоже существовали в то время.

Часто задавал он один и тот же вопрос:

— Что благоприятнее всего для души?

Иногда ему отвечали так:

“— Заботиться о бедняках, давать корм скоту, приносить дрова для огня, выжимать хаому и почитать дэвов священными словами и пением гимнов.

Тогда Заратустра позаботился о бедных, задал корм скоту, принес дрова для огня и выжал хаому с водой, — но никогда и никаких дэвов не почитал Заратустра”.

Откровение

Странствия были лишь подготовкой к главному событию его жизни. И вот однажды оно свершилось. Было Заратустре тогда тридцать лет.

Красноречивая цифра, не правда ли? В тридцать лет воцарился на троне легендарный библейский царь Давид, в таком же возрасте начал проповедовать Христос: “Иисус, начиная Свое служение, был лет тридцати...”

Тридцатилетний Заратустра отправился на берег реки за водой для приготовления хаомы. Река называлась Аеватак, то есть “Текущая в одиночестве”. Видимо, берега ее были пустынны, и ничей нескромный взгляд не мог помешать уединению праведника и его судьбоносному прозрению.

По отмели Заратустра удалился от берега, туда, где вода была прозрачнее всего...

Во многих религиях и мифологиях именно с водой связаны представления о великих озарениях.

Так, легендарный китайский император Фу-си, сидя у реки и медитируя на воду, увидел выходящего из волн крылатого коня, на спине, которого были начертаны ба-гуа — восемь триграмм из длинных и коротких черточек, описывающих все мироздание, позднее превратившихся в гексаграммы китайской священной “Книги перемен”.

Греческий Посейдон, римский — Нептун, морской повелитель, отвечал также за интуицию и подсознание. Современная астрология до сих пор связывает иррациональные проявления внутренней жизни с влиянием планеты Нептун.

Что уж говорить о таинстве крещения в христианстве...

...И вдруг, стоя в воде, Заратустра, к изумлению своему, увидел в этом безлюдном месте приближавшегося к нему мужчину.

Выглядел незнакомец странно: величественный облик выдавал в нем небожителя. Он был необыкновенно высоким (ростом в три копья), прекрасным и сияющим.

Это был сам Boxy Мана — Благой Помысел, один из Бессмертных Святых. И он проводил праведного Заратустру к остальным Амеша Спента. Свет от них исходил такой, что человек “не увидел собственной тени на земле”. А может быть, событие совершалось в полдень и солнце стояло в зените?

Возглавлял этот синклит сам Ахура Мазда. Однако смертному позволено было сесть: для него заранее приготовили место. И Заратустра стал спрашивать о самом важном — теперь уже не у людей, а у самого Творца:
Спросил Ахура Мазду
Спитама Заратуштра:
“Скажи мне. Дух Святейший,
Создатель жизни плотской,
Что из Святого Слова
И самое могучее,
И самое победное,
И наиблагодатное,
Что действенней всего?”

И Благой Дух открыл ему множество своих имен: Вопросимый, Желанный, Мощный, Истина, Всеобъемлющая Благость, Разум и Разумный, Учение и Ученый, Святость и Святой, Сильнейший, Беззлобный, Победный, Всесчи-тающий и Всевидящий, Целитель, Создатель, Покровитель, Хранитель...

В окончательной редакции Авесты насчитывается 72 имени — столько же, сколько глав в “Ясне” и нитей в ритуальном поясе кусти.

И тогда же Ахура Мазда поведал Заратустре, что не существует великого множества богов и божков: все благое на земле происходит от Единого, а все дурное — от Духа Зла. Ахура Мазда и Ангро Майнью сделали свой выбор, и теперь каждый человек тоже должен сделать его.
Оба Духа, которые уже изначально в сновидении были подобны близнецам,
И поныне пребывают во всех мыслях, словах и делах, суть Добро и Зло.
Из них обоих благомыслящие правильный выбор сделали, но не зломыслящие.
Когда же встретились оба Духа, они положили начало
Жизни и тленности и тому, чтобы к скончанию веков
Было бы уделом лживых — наихудшее, а праведных — наилучшее.
Из этих двух Духов избрал себе Лживый — злодеяние,
Праведность — избрал для себя Дух
Священный, чье облачение — небесная твердь.

После этого Откровения произошло само Посвящение. Чтобы Заратустра мог поистине стать великим пророком, ему пришлось пройти через страшные, непосильные для простого человеческого тела и разума испытания. Но великая Триада заповедей, которую поведали посвящаемому, “благие помыслы — благие слова — благие дела”, помогла Заратустре остаться невредимым.

Сначала ему нужно было пройти сквозь бушующее пламя — и огонь не обжег Заратустру.

Потом ему на грудь вылили чашу расплавленного металла. Но и это не причинило ему вреда. Когда металл охладился и застыл, Заратустра взял слиток в руки и преподнес его Амеша Спента.

И наконец, тело испытуемого насквозь вспороли остро отточенным кинжалом, так что обнажились кровоточащие внутренности. Но при наложении рук рана полностью закрылась, так что даже следа от нее не осталось на коже.

Твердость во вновь обретенной вере сделала пророка неуязвимым.

Но все же оставалось нечто, с чем человек, пусть даже и величайший из великих, справиться был не в силах. Это — Смерть. Заратустра, как все арийцы, ненавидел и боялся ее...

Следующий эпизод — один из самых трагических и проникновенных во всей авестийской мифологии. По силе эмоционального воздействия он напоминает пронзительное, исполненное страдания Иисусово моление о чаше: “Отче! о, если бы Ты благоволил пронесть чашу сию мимо меня! Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет. Явился же Ему Ангел с небес и укреплял его. И находясь в борении, прилежнее молился- и был пот Его, как капли крови, падающие на землю”.

Так и Заратустра, не в силах удержаться от рыданий, обратился к Ахура Мазде — ведь пророку было явлено будущее, в том числе и его собственная насильственная смерть. Он умолял избавить его от гибели. Он, от отчаяния на миг дрогнув, даже осмелился отказать Творцу во всемогуществе!

— Как же ты, создавший всю Вселенную, все священные стихии — огонь, землю, ветер, воду, — не в силах сделать меня бессмертным!

Однако милостивый и терпеливый Ахура Мазда не покарал бунтаря. Но и просьбу его не исполнил.

Вместо этого объяснил Заратустре, своему избраннику: если дать бессмертие ему, пророку, то не придет кончина и к Брат-реш Туру, злому колдуну, которого Ангро Майнью породил специально для того, чтоб тот стал убийцей Зардушта. И тогда окончательное очищение мира окажется невозможным.

Иными словами, если не будет смерти — то не будет и конечного времени, в котором происходит битва с Ангро Майнью, а значит, Дух Зла вместе со своими приспешниками обретет вечное существование. И никогда не воссияет неугасимый свет блаженства для праведников!

И еще в утешение Ахура Мазда показал Заратустре все, “что было и что будет... в плотском мире и в мире духовном” — и судьбы всего человечества, и жизни отдельных людей, как великих, так и незаметных, и даже грядущий приход Спасителя и последующее Воскрешение.

И Заратустра осознал всю мудрость существующего мироустройства. Успокоенный, он произнес:

— Ничего нет лучше простой человеческой жизни. Она прекраснее, чем бессмертие при бездетности.

Ахура Мазда одобрил эти слова, наказав пророку непременно привести в дом супругу, которая родит ему детей. И передать другим людям это наставление...

Странно, правда? Великий Бог, в момент великого Откровения, говорит о таких простых и совсем не возвышенных житейских вещах! Да, такова Авеста: она приближена к человеку. В ней жизнь смертная почти уравнена в правах с жизнью вечной.

В ней, наряду с молитвами и религиозными жертвами, высочайшее служение Богу заключается в том, чтобы “муж праведный соорудил дом, снабженный огнем, молоком, супругой, детьми, добрыми стадами. И с тех пор в этом доме обильно вскормленный скот, обильно вскормленная собака, обильно вскормленная супруга, обильно вскормленный ребенок, обильно вскормленный огонь, все обильно вскормленные средства для доброй жизни”.

Человек должен возделывать землю и сеять зерно. “Когда хлеб взращивается, тогда дэвов бросает в пот- когда провеянное зерно приготовляется, тогда дэвы обессиливают- когда мука приготовляется, тогда дэвы вопят...”

Человек обязан хорошо питаться, если он действительно чтит Бога. “Ни один из тех, кто не ест, не способен ни к усердному занятию делами праведности, ни к усердному занятию хозяйством, ни к усердному занятию произведения сыновей”. Какая выразительная антитеза пролетарскому лозунгу “Кто не работает, тот не ест”!

Грешником, пособником Ангро Майнью считается и тот, кто не заплатил работнику за честный добросовестный труд, и его ждет страшная посмертная участь: “Если кто поистине, о Спитама Заратуштра, мужу праведному на этой земле за работу не воздает по праву и долгу, тот будет низвергнут... в Тьму, в тлен, в худший мир, и всюду на остроконечные прутья!” — так провозгласил не кто-нибудь, а сам Благой Дух Ахура Мазда!

Для нас, привыкших к иным, более патетическим и менее заземленным религиозным текстам, эти заповеди могут звучать даже несколько комично.

Однако признайте: в гуманности Авесты есть своя высокая правда...

Нет пророка в своем отечестве...

После встречи с Ахура Маздой и Бессмертными Святыми Заратустра, постигший все, что только можно было постичь, решил нести священное знание людям. И в первую очередь направил стопы свои в родное селение. Как он был наивен и прекраснодушен! Считал, что для его ближайших соседей истина станет так же очевидна, как для него самого...

Он предстал перед жрецами и старейшинами и воспел “Ахуна Вайрью” так, как научили его Святые, — несколько раз подряд, протяжно, от строки к строке повышая голос, с паузами между стихами. Авестийские молитвы ритмичны и мелодичны, написаны в строго выдержанной метрике, их легко петь...

Затем он провозгласил:

— Речь моя для внимающих. О том, что творит Мазда, будет вещать она, о делах его, которые доступны разумению мыслящего. Речь моя будет славить Ахуру: ее предмет — предмет благоговения для неискаженного духа, предмет высоких святых размышлений, исполнено прелести, добра и блеска то, о чем буду говорить я... Итак, внимай, о человек, с напряжением слуха превосходному смыслу моего слова: оно укажет тебе, что избрать лучше, — каждому укажет оно- выбор касается твоей плоти и тебя. Пока не настало великое время, нас учат те, которые обладают премудростью.

“Имеющий уши да слышит”, — сказано в Библии. Так и Заратустра, потрясенный бывшим ему Откровением, считал, что не услышать его нельзя. Он призвал своих сородичей и односельчан к праведному выбору, подобному тому, что сделал Благой Бог в противоположность дьяволу:
Благодетельный говорил лживому так:
“Ни мысли наши, ни заветы, ни намерения,
Ни решения, ни изречения, ни действия,
Ни совесть наша, ни души наши не совместны”.

Не существует многих богов и божков, говорил Заратустра. Все, что существует на свете, — порождение и проявление лишь двух начал — светлого и темного.

— Итак, поучайте о двух властелинах: их действия открыты Маздою человеку, поучайте об них с наслаждением и постоянно: это учение давно уже разит нечестивых. В нем сила тому, кто праведен душою, в нем прославление ему.

Жрецы, старейшины и карапаны были изумлены такими речами. Они противоречили всему привычному укладу жизни и подрывали их власть, державшуюся на почитании языческих идолов, служителями которых они были. А потому, оправившись от первой оторопи, племенные управители кинулись на Заратустру, схватили его и потребовали предать смерти.

Был лишь один человек, могущественный и уважаемый, который проникся словами пророка. Звали его Аурвайто-данг, он был богат и имел собственное войско. Он восстал против готовившейся казни, и ему удалось отстоять жизнь проповедника.

Однако даже дети и внуки этого почтенного человека осудили его, сочтя речи Заратустры кощунственными. И Аурвайто-данг, едва обратившись в новую веру, отступился. И сказал, что будет впредь молиться тем же духам, что и раньше. Это был, с его стороны, тяжкий грех: ведь он отрекался от того, что понял и что в глубине души считал истинным...

Ни единый человек тогда не присоединился к пророку. Жизнь Заратустры, однако, была спасена. И всю ее, без остатка, он положил на проповедь истинной веры в своем племени.

Наверное, и его самого, непонятого, одинокого, посещали сомнения, потому что Авеста описывает нападки на него злых сил. Ангро Майнью послал Друджа, дэва Лжи, погубить Заратустру или по крайней мере заставить его свернуть с пути истинного. Но Ахура Мазда уберег своего пророка, сохранил его помыслы в чистоте.

Тогда на Заратустру, по наущению дэва дэвов Ангро Майнью, напали другие ужасные создания: дух непослушания и анархии, дух безверия, духи голода и жажды, насилия и гибели, лютого зимнего холода, нищенства, скудости и старости.

Чем-то этот эпизод напоминает евангельские искушения Христа в пустыне.

“И возвед Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени.

И сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и кому хочу, даю ее-

Итак, если ты поклонишься мне, то все будет Твое.

Иисус сказал ему в ответ: отойди от меня, сатана- написано: “Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи”.

Как видим, Иисусу взамен за отречение от Отца нечистый предлагал блага. Например, искушал Его властью земной.

Заратустру, по всей вероятности, пытались попросту запугать, насылая на него всевозможные бедствия: голод, холод, нищету. И это тоже было искушение: искушение страхом и несчастьями, перед которыми человеку также трудно устоять.

А потому велико сходство этого эпизода с ветхозаветной “Книгой Иова”, в которой изображен своеобразный поединок Яхве и сатаны за обладание душой человека, слывущего праведником. Дьявол насылает на Иова страшные бедствия, которые должны сломить его волю: гибель имущества, смерть любимых детей, мучительную и отвратительную болезнь — проказу.

Казалось бы, невозможно не возроптать — и Иов почти поддается искушению, ведь он не чувствует за собой никакой вины и считает несчастья несправедливыми. Тем более что и жена подбивает на это: “Похули Бога и умри” ...Но в конце концов достойный муж все же вновь утверждается в вере в Господа...

Удивительная перекличка! Создание “Книги Иова” предположительно датируется V—IV веками до н.э. Раньше это или позже авестийского “Видевдата”, известного нам лишь по позднейшим спискам, так как оригинал безвозвратно утерян...

Заратустре тоже не раз приходилось взывать к Господу с отчаянными вопросами.
Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Ахура!
Верно ли наставляю я?
Для кого создан скот?
Кто научил сына почитать отца своего?
Как овладеть поучениями и словами правды?
Будет ли награжден приверженец правой веры?

И все же Заратустра не сдавался. Еще целых десять лет бродил он по Арьяна Вэдже с проповедями, осмеиваемый и хулимый всеми. За это время лишь один — единственный! — человек был им обращен в истинную веру: его двоюродный брат Мадйо-монгхе, ставший первым последователем пророка.

Заратустре отказывали в пристанище даже во время самых суровых холодов, на него, не стесняясь в средствах, возводили напраслину, стараясь очернить не только самого проповедника, но и его светлое учение.

В одном из селений злоумышленники подло подложили в карман его одеяния человеческие кости. Считалось, что любое прикосновение к телам мертвецов влечет за собой смертоносную скверну, которая может поразить всех вокруг.

В самый разгар проповеди злодеи порвали одежду Зардушта, и подброшенные кости на глазах у всех выпали на землю, тем самым осквернив и ее. Негодяи заявили, что перед ними не вероучитель, а презренный “переносчик трупов”, который заслуживает самого сурового наказания.

Чтобы вам было лучше понятно, на какие нечеловеческие пытки осуждали за такое преступление, процитируем отрывок из “Видевдата”, приведенный в книге И.В. Рака “Мифы древнего и раннесредневекового Ирана”.

“Где человеку место, который в одиночку перенес, мертвого?..

— Где на земле безводное всего, бестравнее всего... Эту землю пусть стеной вокруг обнесут... пока не станет старым ли, дряхлым ли, с иссякшим ли семенем.

А когда он станет старым ли, дряхлым ли, с иссякшим ли семенем, кого-нибудь после этого пусть пошлют... наисильнейших, наиловчайших, наиискуснейших, чтобы на вершине горы ему башку по основание отъяли...”

Заратустру вновь схватили, связали тридцатью тремя веревками и бросили в темницу.

Вспомните славянское сказание о заточенном в подземелье святом Егории, приведенное нами выше! Или житие великомученика Георгия, которому за приверженность вере отрубили голову...

Невинно заточенному пророку не давали ни есть, ни пить, истязали его ударами конской плети, носившей название “делающая послушными”.

Пророк, которому исполнилось уже сорок, совсем обессилел и даже, как сообщает “Ривайят”, на время потерял зрение и слух.

И на этот раз за проявленную твердость уберег его Ахура Мазда. Смертную казнь заменили позорным изгнанием из родного племени на веки вечные.

Несчастный, измученный Заратустра отправился в неведомые края с горестными стенаниями, которые не могут не вызвать сопереживания и сочувствия:
В какой земле мне укрыться, куда мне пойти укрыться?
Изгоняют меня от земляков и соплеменников.
Неблагосклонны ко мне и родовой союз,
И поклоняющиеся друджам правители страны.
Как мне добиться твоей благосклонности, о Мазда Ахура?..
Рыдаю я пред тобою, взгляни же, Ахура.
Поддержку ниспошли, какую друг дает Другу!



Не так ли и Христос вынужден был уйти из родного Назарета, не найдя веры и понимания у земляков?

“Оттуда вышел Он и пришел в Свое отечество- за ним следовали ученики Его.

Когда наступила Суббота, Он начал учить в синагоге- и многие слышавшие с изумлением говорили: откуда у Него это? что за премудрость дана Ему, и как такие чудеса совершаются руками Его?

Не плотник ли он, сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? не здесь ли между нами Его сестры? И соблазнялись о Нем.

Иисус же сказал им: не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем...”

“Поэт и царь”

Ахура Мазда внял мольбам исстрадавшегося Заратустры и направил стопы его в Дрангиану — край, где правил царь Кави Виштаспа. И пророк понял, что не кого-нибудь, а самого верховного правителя суждено ему обратить в святую маздаяснийскую веру!

Однако и здесь все оказалось совсем не просто. На выполнение этой миссии у Заратустры ушло целых два года.

Кави Виштаспа был умен, добр и щедр. Однако поначалу он принял чужестранца за лжеучителя, шарлатана и даже попрошайку, играющего на религиозном чувстве слушателей, каких много бродило по дорогам во все времена. Вид Заратустры был поистине плачевным после всех выпавших на его долю преследований, испытаний и лишений.

Виштаспа, однако, не наказал красноречивого чужеземца, а проявил щедрость. Но пропустил его пламенные речи мимо ушей:

— Если тебе нужны лошади или что-то еще, возьми, что тебе надобно, и ступай прочь отсюда! — сказал он.

Так Заратустре не удалось с первого раза убедить царственного Виштаспу в своей правоте. Но он, вдохновляемый Голосом свыше, не оставлял надежды.

К несчастью, правитель был окружен недобросовестной свитой, поклонявшейся дэвам. И эти злонамеренные советники, почуяв в странном пришельце опасность для себя, задумали сжить его со свету. Они принялись нашептывать царю, что Заратустра — смутьян, богохульник и еретик и что его слова губительны для самого благополучия трона и страны. И добились своего: царь пошел у них на поводу.

С его согласия Заратустру заковали в колодки и вновь — теперь уже на чужбине — бросили в темницу, лишив пищи и воды.

Казалось, все было кончено. Несчастный безмолвно лежал на сыром холодном полу, закрыв глаза. Он молился Ахура Мазде:
Кого, о Мазда, дадут мне подобному в защитники,
Когда сторонник друджей соберется причинить мне насилие,
Кроме Огня твоего и Мысли твоей,
Делами которых созревает царство Закона?

Злые сановники выжидали. Когда прошло столько дней, что любой, даже сильный и здоровый мужчина непременно должен был бы скончаться от истощения и обезвоживания, они велели страже отворить двери темницы и вынести мертвое тело.

Но Заратустра был жив! Единый послал ему это чудо: молитва заменила ему пищу и питье. Совсем как в Евангелии: “Не хлебом единым жив человек”. Быть может, в этом изречении — отзвук авестийского мифа?

Охваченные ужасом, придворные привели все еще связанного. Заратустру пред очи царя. И тут свершилось еще одно чудо. На глазах у потрясенных наблюдателей тело страдальца начало исцеляться. Затянулись раны и следы от побоев. Исчезли морщины от перенесенных мук. На лице заиграл румянец, пропала нездоровая худоба, а в глазах заблестел Атар, священный огонь жизни.

И вот уже перед Виштаспой стоял здоровый, полный жизненных сил, зрелый мужчина!

Тут уж царь просто не мог не понять, как обманывали его приближенные. Он прозрел, осознав, что перед ним — посланник Благого Бога.

Но и после этого Виштаспа не сразу обратился в новую веру. Политические соображения останавливали его. Он боялся: смена государственной религии повлечет за собой вражду соседних народов, прежде всего хионитов, агрессивных кочевников, и без того постоянно наносивших урон его стране бесчисленными набегами. И его подданные в новой войне будут уничтожены, а сама Дрангиана разрушена...

Видя, что и вторая попытка Заратустры обратить государя вот-вот окончится неудачей, Ахура Мазда в помощь своему пророку послал к царю духа-вестника Найрьо Сангху (что означает “Хвала мужей огню”). И тот вселил в сердце царя уверенность, что война, которой действительно невозможно было избежать, окажется победоносной.

А Виштаспа все еще сомневался. Он считал, что, уверовав в Ахура Мазду, все равно не спасет свою душу, ибо на нем лежит грех многочисленных убийств. Много раз во главе войска вступал он в сражения, в которых полегли тысячи и тысячи людей.

На что Заратустра отвечал, что нет на Виштаспе вины, потому что все те войны были справедливыми. И еще напомнил о судьбе великого и могущественного Йимы, который был, несмотря на многие подвиги и добрые деяния, наказан за отказ признать Единобожие.

Однако и эти увещевания оказались бесполезными. Третья попытка обращения Виштаспы не удалась.

А уверовал царь благодаря волшебному напитку — хаоме. Когда Виштаспа отведал это хмельное питье, он забылся, и его посетило вещее видение. Он узрел Гаронману — “Место песнопений” в раю, где будет пребывать его душа после смерти, если он станет верить в Ахура Мазду.

Едва очнувшись, царь протянул кубок с хаомой своей супруге, царице Хутаосе, и велел немедленно отведать напиток. Царица глотнула, и благодать тут же снизошла на нее.

Заратустру призвали ко двору, и властительная чета обратилась в маздаяснийскую веру.

Это был знаменательный день для всего телесного мира.

Пророк больше не был одинок, отныне новая религия станет быстро распространяться по свету!

Ведь следом за повелителем конечно же станут обращаться и под