Mvem
Well-Known Member
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:13.407
Реакции:13
Баллы:0
Грех на мне тяжкий, пришла пора покаяться.
Эта история из службы моей. Ну, по-порядку.
Время от времени я «Одноклассники» мониторю. Ищу армейских друзей и друзей по учёбе. Потому как есть такие воспоминания, которые, как гвоздь в солдатском сапоге – и вытащить нечем, и колется, идти дальше не даёт. И вот, в один из таких мониторингов набрал я своего лучшего друга, а он вот он, живой и почти не изменился. Кинул я ему сообщение, не сразу, но ответил. Созвонились по скайпу и 5 часов: « А помнишь? А ты помнишь?» Он и напомнил. Не то чтобы я забыл этот случай, просто он завалился за сундук моей памяти, не достать было без посторонней помощи.
В один из дней службы приехали к нам из учебки новые сержанты – молдаванин Жан и армянин Лёва. Жан и стал позже этим самым лучшим другом, а с Лёвой всё наоборот. Я уже писал где-то про него, что невзлюбил он и меня лютой ненавистью. Почему – не знаю, но прозвище благодаря нему я получил. Парень он здоровенный был, при моих 174 см его 190 с лишком внушительно смотрелись. Тем более пояс у него, по разговорам, какой-то был. Так вот, всем тумаки раздаёт, а меня не трогает.
– Не смотри глазами своими, - кричит, - почему тебя бить не могу? Колдун ты!
А мне что? Не можешь – так не можешь, пусть мне хуже будет. Старался держаться от него подальше. Так он что гад удумал? Он стал своих земляков из других частей на меня натравливать, а так как мы с Жаном как сиамские близнецы были, то и ему вместе со мной однажды перепало. К счастью, другие части не часто к нам в командировку заезжали, точнее, один раз мы огребли, но запомнили надолго.
Событие, к которому я подвожу, случилось через полгода после того «огреба». Я уже отслужил год, заматерел, прибурел и не ждал милости от командиров, поэтому, чтобы не мёрзнуть в холодной казарме в лютый мороз, я погрёб к Жану в кочегарку техчасти, где он был в наряде.
Мороз был действительно лютый, плевок замерзал на лету, значит ниже –45 было, прохожу мимо дежурки – это вагончик такой, слегка утеплённый из досок, с печкой, а снаружи железом оббитый. Так вот, только я с ним поравнялся, дверь открывается и высовывается оттуда прикомандированный и орёт.
– Эй, ты! Вон туда иди, там дрова есть, сюда неси! Давай-давай!
– Не оборзел? – спрашиваю. – Ты кто такой есть, чтобы мной тут командовать?
И тут в дверях Лёва появляется, посмотрел на меня, потом что-то по-своему сказал, и из вагончика выскакивают четверо его земляков и начинают меня мутузить. Не так сильно они меня отмутузили, как я разозлился, но злись-не злись, а на моей стороне только правда, а на их явное численное превосходство, подогретое алкоголем и, судя по запаху из дверей, коноплёй.
Встал я после того, как они меня устали пинать, и поковылял в кочегарку. Пришёл злой как чёрт, рассказал другу. Он сразу бросился за меня мстить, но я его остановил. Сели и стали план мести строить. Короче говоря, решили мы его убить. И так решали, и этак, а не получается безукоризненно, то так палимся, то этак. Утро вечера мудренее, легли спать. Ему что, он сразу задрых на своём котле, а мне на лавке твёрдо – бока-то болят. И тут, пока я ворочался, план и сросся. Встал я потихоньку, сходил слил ведро бензина, потом набрал ведро горячей воды и с двумя вёдрами пошёл к дежурке. Время было уже часа четыре утра, поэтому я не боялся, что кто-то меня увидит. Мороз трещал, и я боялся только одного, что вода в ведре замёрзнет раньше срока. Пришёл и стал поливать водой щель между дверью и коробкой. Ведь если подпереть дверь, есть опасность, что подпорка не сгорит, потом её найдут и станет понятно, что этих гадов сожгли. Залил. Залез на крышу и стал поливать вагончик бензином в районе трубы, чтобы подумали, что от печи загорелось. Облил. Скрутил факел и бросил на вагончик.
Загорелось хорошо, через минуту занялось всё сооружение, внутри раздались крики, стук в дверь, но я стоял и смотрел. Не мог понять только одного, почему чем больше разгорался огонь, тем холоднее мне становилось?
От холода я и проснулся. Было уже утро, Жан открыл кочегарку и чистил котёл. Я рассказал ему сон.
– Так и надо сделать, – одобрил он, – никто даже не догадается, что это мы подожгли. Надо только узнать точно, когда он здесь в наряде снова будет. Во козёл, лёгок на помине.
От сторожки в сторону кочегарки шёл Лёва. Вид у него был само раскаянье – плечи опущенные, глаза в пол. Подходит ко мне.
– Колдун, не сделай так…
– Как не сделай? - пытаюсь я понять.
– Ты знаешь, – и достаёт из-за пазухи бутылку коньяка! – Вот, командиру хотел, возьми, только не сделай так.
И ушёл.
Через пару дней зашёл ко мне земляк, который не то чтобы дружил с Лёвой, но косячок они иногда один на двоих делили.
– Ну, что, Колдун, – смеётся, – как ты так Лёву напугал?
Мы с Жаном вытаращили глаза.
– Короче, Лёва рассказал, что ты самый настоящий колдун. Когда они с земляками набухались и заснули, его разбудили шаги на крыше, как будто кто-то там ходит и что-то льёт. Он хотел выйти, но дверь не открывалась, через минуту запахло дымом. Они поняли, что горят. Лёва выглянул в зарешеченное окно – на улице стоял ты и смотрел на огонь. Он опять рванулся к двери, ударил её ногой, и она открылась. Они вывалились на улицу – тебя не было, ничего не горело. Посовещались с земляками и решили, что ты какое-то слово армянское... короче, колдун по-нашему.
– Меньше курить всякую дрянь надо, – проворчал я.
С тех пор так меня в части и звали. Наверно, кто-то скажет, что тут нет мистики. Но я о грехе. Ведь я реально готов был его убить, и не одного, а этот холод от огня, как будто остудил мою злость.
А когда я уходил на дембель, пришёл Лёва и принёс бутылку коньяка, распили вместе со всеми, обнялись, попрощались, и только тогда я понял, что оставшийся с того события год я его почти не видел. Хотя служили в одной роте.
Эта история из службы моей. Ну, по-порядку.
Время от времени я «Одноклассники» мониторю. Ищу армейских друзей и друзей по учёбе. Потому как есть такие воспоминания, которые, как гвоздь в солдатском сапоге – и вытащить нечем, и колется, идти дальше не даёт. И вот, в один из таких мониторингов набрал я своего лучшего друга, а он вот он, живой и почти не изменился. Кинул я ему сообщение, не сразу, но ответил. Созвонились по скайпу и 5 часов: « А помнишь? А ты помнишь?» Он и напомнил. Не то чтобы я забыл этот случай, просто он завалился за сундук моей памяти, не достать было без посторонней помощи.
В один из дней службы приехали к нам из учебки новые сержанты – молдаванин Жан и армянин Лёва. Жан и стал позже этим самым лучшим другом, а с Лёвой всё наоборот. Я уже писал где-то про него, что невзлюбил он и меня лютой ненавистью. Почему – не знаю, но прозвище благодаря нему я получил. Парень он здоровенный был, при моих 174 см его 190 с лишком внушительно смотрелись. Тем более пояс у него, по разговорам, какой-то был. Так вот, всем тумаки раздаёт, а меня не трогает.
– Не смотри глазами своими, - кричит, - почему тебя бить не могу? Колдун ты!
А мне что? Не можешь – так не можешь, пусть мне хуже будет. Старался держаться от него подальше. Так он что гад удумал? Он стал своих земляков из других частей на меня натравливать, а так как мы с Жаном как сиамские близнецы были, то и ему вместе со мной однажды перепало. К счастью, другие части не часто к нам в командировку заезжали, точнее, один раз мы огребли, но запомнили надолго.
Событие, к которому я подвожу, случилось через полгода после того «огреба». Я уже отслужил год, заматерел, прибурел и не ждал милости от командиров, поэтому, чтобы не мёрзнуть в холодной казарме в лютый мороз, я погрёб к Жану в кочегарку техчасти, где он был в наряде.
Мороз был действительно лютый, плевок замерзал на лету, значит ниже –45 было, прохожу мимо дежурки – это вагончик такой, слегка утеплённый из досок, с печкой, а снаружи железом оббитый. Так вот, только я с ним поравнялся, дверь открывается и высовывается оттуда прикомандированный и орёт.
– Эй, ты! Вон туда иди, там дрова есть, сюда неси! Давай-давай!
– Не оборзел? – спрашиваю. – Ты кто такой есть, чтобы мной тут командовать?
И тут в дверях Лёва появляется, посмотрел на меня, потом что-то по-своему сказал, и из вагончика выскакивают четверо его земляков и начинают меня мутузить. Не так сильно они меня отмутузили, как я разозлился, но злись-не злись, а на моей стороне только правда, а на их явное численное превосходство, подогретое алкоголем и, судя по запаху из дверей, коноплёй.
Встал я после того, как они меня устали пинать, и поковылял в кочегарку. Пришёл злой как чёрт, рассказал другу. Он сразу бросился за меня мстить, но я его остановил. Сели и стали план мести строить. Короче говоря, решили мы его убить. И так решали, и этак, а не получается безукоризненно, то так палимся, то этак. Утро вечера мудренее, легли спать. Ему что, он сразу задрых на своём котле, а мне на лавке твёрдо – бока-то болят. И тут, пока я ворочался, план и сросся. Встал я потихоньку, сходил слил ведро бензина, потом набрал ведро горячей воды и с двумя вёдрами пошёл к дежурке. Время было уже часа четыре утра, поэтому я не боялся, что кто-то меня увидит. Мороз трещал, и я боялся только одного, что вода в ведре замёрзнет раньше срока. Пришёл и стал поливать водой щель между дверью и коробкой. Ведь если подпереть дверь, есть опасность, что подпорка не сгорит, потом её найдут и станет понятно, что этих гадов сожгли. Залил. Залез на крышу и стал поливать вагончик бензином в районе трубы, чтобы подумали, что от печи загорелось. Облил. Скрутил факел и бросил на вагончик.
Загорелось хорошо, через минуту занялось всё сооружение, внутри раздались крики, стук в дверь, но я стоял и смотрел. Не мог понять только одного, почему чем больше разгорался огонь, тем холоднее мне становилось?
От холода я и проснулся. Было уже утро, Жан открыл кочегарку и чистил котёл. Я рассказал ему сон.
– Так и надо сделать, – одобрил он, – никто даже не догадается, что это мы подожгли. Надо только узнать точно, когда он здесь в наряде снова будет. Во козёл, лёгок на помине.
От сторожки в сторону кочегарки шёл Лёва. Вид у него был само раскаянье – плечи опущенные, глаза в пол. Подходит ко мне.
– Колдун, не сделай так…
– Как не сделай? - пытаюсь я понять.
– Ты знаешь, – и достаёт из-за пазухи бутылку коньяка! – Вот, командиру хотел, возьми, только не сделай так.
И ушёл.
Через пару дней зашёл ко мне земляк, который не то чтобы дружил с Лёвой, но косячок они иногда один на двоих делили.
– Ну, что, Колдун, – смеётся, – как ты так Лёву напугал?
Мы с Жаном вытаращили глаза.
– Короче, Лёва рассказал, что ты самый настоящий колдун. Когда они с земляками набухались и заснули, его разбудили шаги на крыше, как будто кто-то там ходит и что-то льёт. Он хотел выйти, но дверь не открывалась, через минуту запахло дымом. Они поняли, что горят. Лёва выглянул в зарешеченное окно – на улице стоял ты и смотрел на огонь. Он опять рванулся к двери, ударил её ногой, и она открылась. Они вывалились на улицу – тебя не было, ничего не горело. Посовещались с земляками и решили, что ты какое-то слово армянское... короче, колдун по-нашему.
– Меньше курить всякую дрянь надо, – проворчал я.
С тех пор так меня в части и звали. Наверно, кто-то скажет, что тут нет мистики. Но я о грехе. Ведь я реально готов был его убить, и не одного, а этот холод от огня, как будто остудил мою злость.
А когда я уходил на дембель, пришёл Лёва и принёс бутылку коньяка, распили вместе со всеми, обнялись, попрощались, и только тогда я понял, что оставшийся с того события год я его почти не видел. Хотя служили в одной роте.
