Тяжёлое слово

Бабку Марфу я первый раз увидела во дворе, возле бабушкиного дома. Она сидела возле судачащих о своем старушек, но, что меня тогда поразило – никаким образом не участвовала в беседе, словно просто присела отдохнуть, не более.
Тогда я хотела расспросить о ней у своей бабушки, да из головы вылетело. Но столкнувшись с той самой Марфой второй раз, не смогла пройти мимо. Я вышла из подъезда и сразу поняла, что во дворе случилось нечто невообразимое. В скорую затаскивали истекающего кровью парня, а фельдшер все орал матом на своего помощника. Едва отъехала машина с красным крестом, как появилась милиция, или как теперь – полиция. Стали расспрашивать, что и как.
Следует сказать, что все это время, прямо посреди бедлама стояла баба Марфа, невозмутимым взглядом окидывая все, что происходило вокруг. Но когда к ней подошли полицейские, тут же подскочили другие старушки, объясняя, что она ничего им не скажет, потому что не разговаривает. Хорошо, те нашли другого свидетеля и переключились на него. Вот после этого и состоялся у меня разговор с моей бабушкой.
- Ба, а ты эту Марфу со второго этажа давно знаешь?
- Так как сюда заселились, так и знаю. Мы же от завода вместе дом этот строили. Штукатурили с ней. Дай-ка подумать… лет сорок, наверное.
- И она все сорок лет немая?
- Совсем она не немая, - нахмурилась бабушка.
- Так что с ней?
- Слово у нее тяжелое. Всегда было. Раньше по незнанию могла брякнуть чего, а потом, когда уже сало в голове зашевелилось, смекнула, что к чему, пообещала – никогда слова больше никому не скажет, чтобы не дай бог чего…
- А как это слово тяжелое?
Бабушка села рядом и стала рассказывать.
- Когда молодая была, словами разбрасывалась только так. Не думала, что говорит. Шли как-то с танцев, навстречу шпана с района нашего. Главный у них Витька Шест, сам года на два нас младше, но наглючий. Стал до Марфы задираться, то край юбки ухватит, то, прости, господи, за ногу возьмет. Ну она и скажи ему: «Паразит, чтобы у тебя руки отсохли». А через дня два этому Витьке на руку арматура упала. Не знаю, куда уж ударила, но с тех пор он правой рукой, которой хватал Марфу, пошевелить не мог. Так всю жизнь культей и висела.
Или вот взять брата ее – Кольку. Уж до чего мужик хороший был, но пил. По молодости еще не сильно, но как с женой разошелся, прям облик человеческий потерял. Зарплату за недели две пропьет и к Марфе, жалобиться, на судьбу плакаться, да в долг просить. Так может год или полтора все было, а потом осерчала она, кинула как-то рубль, да крикнула: «На, хоть в усмерть упейся, глаза бы тебя не видели». Так он до дома и не дошел. Набрался порядочно, упал на улице, а на дворе февраль. Вот так.
А говорить она перестала после Григория, мужа своего. Уж какая у них любовь была, всем на зависть. Вот кто-то и сглазил, наверное. Завел Григорий себе полюбовницу, с нашего же цеха, Зойку-дурочку. Так Марфа, когда узнала, плакала, уговаривала из семьи не уходить. Когда муж уже на пороге был, крикнула: «Пропадешь ведь без меня». Через две недели поехали Григорий с Зоей на озера, пошел он купаться и утоп. Уж как его искали, а тело так и не нашли.
Вот после этого пришла ко мне Марфа, совсем никакая. Тридцати ей не было, а на лицо словно пятый десяток уже разменяла. Сказала, что любое слово, какое не скажет, в сердцах или нарочно, к плохому ведет. Поэтому молчать будет. Так и пошло, вот сколько лет уже, а от нее слова никто не добился. Да так и попривыкли. Жалеют ее только, судьба трудная ей досталась с этим тяжелым словом.
Вот, что рассказала мне бабушка. В следующий раз, когда я столкнулась с этой Марфой, то увидела не чудаковатую старуху, а несчастного старого человека, которому не повезло с даром (если его можно было его так назвать). В первый раз за все это время я остановилась и поздоровалась. Бабка Марфа оглядела меня с ног до головы, улыбнулась, чуть заметно, лишь уголками глаз, и кивнула.